Волшебный мир Пампельмуса
После людской суеты на узких улицах маврикийской столицы — Порт-Луи и влажного зноя 20-километрового пути Пампельмус кажется оазисом тишины и прохлады, словно специально предназначенных для этого мира зеленого волшебства. Природа не обделила Маврикий ни красками, ни пышной тропической растительностью, и если его называют «жемчужиной в оправе Индийского океана», то Пампельмус по праву может считаться жемчужиной самого Маврикия.
Когда-то он входил в число самых крупных ботанических садов мира. За минувшие десятилетия соперники на других континентах в чем-то обогнали Пампельмус, но зато оставили за ним возможность сохранить почти в первозданном виде свое прошлое, которым восхищались Чарлз Дарвин и Марк Твен, Шарль Бодлер и Бернарден де Сен-Пьер, описавший его в романтической саге о Поле и Виржинии.
Когда во второй половине XVIII века, в период колониального освоения острова французами, королевский интендант Маврикия Пьер Пуавр выбирал место для своей резиденции, ему пришла в голову идея создать нечто вроде питомника для выращивания различных культур. Прирожденный ботаник, Пуавр много путешествовал по странам Востока и отовсюду привозил саженцы и семена. Так в Пампельмусе появилась гвоздика. На маврикийской земле она не прижилась, однако арабские торговцы завезли ее на Занзибар, ставший «гвоздичным островом». Маврикийскую родословную имеет и корица, произрастающая на Сейшелах. Но, пожалуй, самая захватывающая «биография» у «старожилов» Пампельмуса — мускатного ореха, перца и имбиря.
Эти специи, ценившиеся на вес золота, считались собственностью голландской Ост-Индской колониальной компании, владевшей плантациями на Молуккских островах. Всевозможные искатели приключений не раз пытались тайно вывезти заветные растения, но голландцы зорко оберегали свою монополию, жестоко расправляясь с лазутчиками. За похищение зернышка перца или плода имбиря полагалась смертная казнь. Пуавр лично возглавил морскую экспедицию в Юго-Восточную Азию и привез драгоценный груз. Сохранилось описание события, всколыхнувшего тогда весь Маврикий. «Два мускатных ореха зацвели, — сообщал летописец, — один погиб, а другой прижился и дает плоды». Но не только к столу гурманов поставлял дары природы Пампельмус. Для пропитания простого люда на его территории начали разводить маниок, завезенный из Бразилии. Заморская культура стала своей, африканской.
Со временем в Пампельмусе появились пруды, лужайки и аллеи, где можно увидеть самые диковинные деревья и цветы, обретшие вторую — маврикийскую — родину. Без гида тут не обойтись, и вот мой, веселый черноглазый мальчишка, ведет меня в глубь сада. Кажется, вся флора планеты выставлена здесь на удивительном смотре. Рядом со столь распространенным в Индии баньяном шелестит бархатными иголками филао-австралийская сосна. Разломанная надвое ветка издает характерный горьковатый запах — это камфарное дерево. А одно ползучее растение на лужайке даже вблизи не отличишь от клешни рака.
Как бы между прочим мой гид провел ногтем по коре темного ствола, и ярко-красные капельки смолы потекли на землю. «Кровь дракона», — любуясь произведенным эффектом, заметил мальчишка. Осмотрели мы и колбасное дерево с его свисающими плодами-сардельками, и гигантские кувшинки в элегическом пруду, и дикий фикус, ровесник Пампельмуса, стойко переживший все циклоны, постоянно обрушивающиеся на остров.
Однако главное чудо опытный гид оставил под конец. 25 пальм с причудливыми узкими листьями шеренгой выстроились вдоль аллеи. Это знаменитые талипо — пальмы-самоубийцы. Такая пальма спокойно живет сто лет, но в конце своего века выбрасывает на один день стебель с желто-бело-розовым цветком и умирает. Рассказывают, что последний раз талипо зацвела на Маврикии в 1947 году. Но мой гид этого не видел — просто он тогда еще не родился на свет.